20. Путь домой

Быстро летит время. Кокошкина передавала все дела на камбузе новому повару, а по вечерами грустила в своей каюте. Дикки старалась ее развеселить.

- Дикки, не переживай за меня, - прижимала ее к себе Кокошкина, - просто мне грустно уходить от этого экипажа и вообще, с этого судна. С ним так много связано в моей жизни.

- И мне грустно. Алекс один останется, а мы с ним так подружились!

- Вот и постарайся больше времени с ним проводить напоследок.

- Я стараюсь, - сказала Дикки, прижимаясь к тете Варе.

Наступил день прощания. Дикки беспокоилась о Ворошке, которая почему-то все еще была там, где они ее оставили. Привезли ее на судно после завтрака. Дикки не видела, как это произошло. Она была в каюте, где уже стояли собранные вещи. Их было немного - два небольших чемодана и сумка. Рядом крутился Ворчун, то и дело обнюхивая чемоданы, похоже, ему эта суматоха совсем не нравилась.

- Тук-тук, - раздалось из-за приоткрытой двери, - К вам можно?

- Конечно можно! – ответила Дикки.

- ПРРРИвет, кр-расавица!

- Ой, Ворошечка! – вскочила с дивана Дикки, - Ты вернулась! Сейчас я тебя выпущу.

- Не стоит пока ее выпускать, - сказал Петр Сергеевич, держа в руках клетку с Ворошкой, - через два часа мы должны выезжать в аэропорт! Уверен, что во второй раз вы с Алексом никаким калачом не заманите ее в клетку!

- Ворошечка, хорошая моя, - со слезами в голосе, Дикки взяла клетку и поставила ее на стол, - досталось тебе…

- Кошмар-р! Кар-рамба!– пожаловалась птица, взъерошив перья.

- Да ладно тебе! - засмеялся старпом, - Подумаешь, укололи разок, да порассматривали немножко! Зато теперь летать в самолетах можно, да и новые слова, как я погляжу, разучила.

- Тер-рибле! Тер-рибле! – добавила ворона.

- Ну вот, я же и говорю, - засмеялся Петр Сергеевич, - теперь она и на английском может.

- А это она что сказала? – поинтересовалась Дикки.

- Твоя птичка сказала «Ужасно!», правда я ничего ужасного не вижу.

***

- Алекс, а мы еще увидимся?

- Конечно, увидимся когда-нибудь. Я в этом уверен.

- А ты будешь писать мне?

- Обязательно! Ты когда будешь уже на месте, напиши мне. Расскажи обо всем, что и как было в путешествии, как устроилась на новом месте. Словом, про все напиши, что с тобой происходило и происходит. Хорошо?

- Ой, а я не умею писать! Только читать немного.

- Это не страшно, Дикки! Сначала попросишь помощи у тети Вари, а потому пойдешь в школу. Научишься и читать, и писать, и многому чему другому!

- А как я узнаю твой адрес? Куда писать?

- Я подумал об этом, Дикки. Постой здесь минутку, я сейчас принесу тебе кое-что.

Дикки смотрела на причал, с верхнего мостика, опершись на релинги. Матросы валиками на длинных бамбуковых шестах красили борт «Дружного», Профессор с Аквариусом прохаживались вдоль судна и, по обыкновению, о чем-то горячо спорили. Дикки не слышаала их слов, но не сомневалась, что спор опять шел о чем-то несерьезном. Ей стало грустно оттого, что вот, она уезжает, а все остаются. Никогда больше не увидит Аквариуса, боцмана, капитана… Это ужасное слово «ни-ко-гда» было уже знакомо Дикки и раньше, но только сейчас до нее дошел весь смысл этого слова. Вся команда корабля во время путешествия стала для нее одной большой семьей. Только сейчас она начала понимать, что после того, как что-то происходит в ее жизни, чего-то уже не будет никогда… Ее размышления прервало появление Алекса.

- Ты чего такая печальная? - спросил Алекс, встревоженно заглядывая ей в глаза.

- Да вот, подумалось… - и Дикки рассказала ему о своих размышлениях.

- Да, Дикки, это так, - сказал Алекс, - всю нашу жизнь мы будем что-то терять, и это было бы ужасно, если бы с нами не происходило и противоположное!

- Что?

- Всю нашу жизнь, теряя что-то, мы обязательно будем находить что-то новое, интересное, важное в нашей жизни.

- Но ведь жалко же, что я сейчас уеду и уже никогда не увижу все это! – чуть не плача, сказала девочка.

- А для чего нам дана наша память? Мы же все-все можем запомнить, а потом, вспоминая, вновь переживать те события, которые с нами происходили.

- И я все-все запомню и потом смогу вспомнить?

- Не ручаюсь за все, но кое-что обязательно запомнишь! В этом, я надеюсь, тебе поможет мой подарок. В сущности, это ты сама себе подарок приготовила, я только собрал все вместе и добавил немножко своего.

С этими словами Алекс подал Дикки то, что до этого держал за спиной. Это был толстый альбом, аккуратно сшитый из листков ватмана.

- Ой, - воскликнула девочка, открыв первую страничку, - это же мой рисунок!

- Да, девочка моя, тут все твои рисунки. Я собирал их, долго рассматривал, а потом выбрал лучшие и получился прекрасный альбом. Листая его, ты сама увидишь, как постепенно училась рисовать, но главное – увидишь то, что с тобой происходило, своими же глазами и все-все вспомнишь. Лишь в конце я добавил несколько своих рисунков. Там же, на одном из них ты найдешь мой адрес, на который и будешь писать, я надеюсь.

- Обязательно буду, Алекс, потому что ты мой самый первый и самый - пресамый лучший друг!

- А вот и ваше такси, Дикки… - сказал Алекс.

К борту подкатила ярко-желтая машина.

- Девочка моя, я уже обыскалась тебя! - раздался за спиной голос тети Вари, - Пора, моя хорошая, пора уже идти!

- Я помогу, Варвара Ивановна, - сказал Алекс. И еще Вам от меня небольшой подарок, и он протянул Кокошкиной небольшой плоский светрок.

- Спасибо, Алекс, - растроганно сказала Кокошкина и, обняв его, расцеловала его в обе щеки, - за все! И за девочку спасибо, и за то, что на многие вещи раскрыл мне глаза!

- Алекс, - тихо спросила Дикки по пути к трапу, - а что там в подарке? Я умираю от любопытства!

- Тебе одной скажу по секрету - это немножко уменьшенный портрет тети Вари, а на обороте расписались все члены экипажа «Дружного» и ученые.

- Ой, как здорово! – захлопала в ладоши Дикки.

Все население судна было на верхней палубе, когда они спускались по трапу. Люди улыбались и махали им руками. Пока Алекс с водителем укладывали чемоданы в багажник, Петр Сергеевич, тетя Варя и Дикки махали в ответ. По щекам тети Вари текли слезы.

***

- Птицу в багаж придется сдать, - сказала стюардесса, молодая женщина красивой форме, проверяющая билеты на входе в длинный узкий коридор.

- Но ее же нельзя в багаж! У нее ведь документы есть и она же не чемодан какой-то, а живая! – воскликнула Дикки, держащая в руках клетку с притихшей Ворошкой.

- По правилам, птиц нельзя в салоне везти, - ответила стюардесса.

- Вы знаете, - вмешался Петр Сергеевич, - это особенная птица, она очень умная.

- Я понимаю, но ничего поделать не могу. Для всех птиц одни правила, - сказала стюардесса и протянула руку, чтобы взять у Дикки клетку.

- Кр-расавица! Вороша хор-рошая! – вдруг прервала молчание ворана и опешившая стюардесса чуть не выронила клетку от неожиданности.

- Ой, она что, умеет разговаривать?!

- Конечно, она даже иностранные слова знает! - с гордостью за птицу ответила Дикки.

Стюардесса прижала к себе клетку, но именно этим и воспользовалась ворона. Она ловко схватила клювом красивый блестящий значок с крылышками, который был прикреплен к форме. Значок оказался в клетке. Ворошка прижала его лапкой, готовясь защищать свое богатство.

- Ой! Это же, это… - не зная, что сказать от возмущения, стюардесса попыталась пальцем проникнуть меж прутьев, чтобы зацепить значок.

- Кар-раул! Кошмар-р! Кар-рамба! – закаркала ворона, и пассажиры, стоящие сзади, дружно засмеялись.

- Ладно, пусть уж летит в салоне, беру ответственность на себя,- сказал подошедший к ним высокий мужчина в форме, с яркими золотыми нашивками на рукаве.

- Кр-расавец! Пр-рынц! – рассыпалась в похвалах птица. При этом, Дикки показалось, что Ворошка нацелилась на красивый значок, что был на груди мужчины.

- Разрешите представиться, командир этого лайнера. Рад приветствовать всех на борту. Уверен, полет пройдет успешно!

- Конечно, так и будет! – воскликнула Дикки, прижимая к себе клетку с Ворошкой.